Олли Рен, еврокомиссар по экономическим делам, обрисовал нынешнюю ситуацию с еврозоной и единой европейской валютой так: "Если 1990-е годы были десятилетием конструирования Европейского экономического и валютного союза, а 2000-е годы были десятилетием превращения придуманной конструкции в реальность, то сейчас начинается десятилетие коренного реформирования созданной конструкции".

Заметим, что, когда в 1990-х годах обсуждалась возможность замены национальных валют единой общеевропейской, проблема заключалась не только в том, что жалко было расставаться с привычными марками, франками и лирами. Опыт XX века показал европейцам, что ничего такого уж хорошего в этих валютах нет. Они могут подвергаться неимоверной инфляции, как это произошло с маркой после Первой мировой войны, или оказаться вообще никому не нужными, как это произошло с европейскими валютами после Второй мировой войны, когда в цене были только американские доллары. В сущности, доллары были тогда единой европейской валютой, и в 1990-х годах европейцам было достаточно только представить себе, что евро — это просто такой доллар.

Проблема заключалась в том, что новая валюта должна была ходить в совершенно разных странах, ничем, в сущности, не объединенных — ни налогами, ни бюджетом. Страны планируемой еврозоны твердо заявляли, что своим суверенитетом они поступаться ни в коем случае не собираются — избиратели этого не потерпят. Собственно, конструкторы евро именно поэтому настаивали на том, чтобы к странам еврозоны предъявлялись хоть какие-то общие требования, имеющие отношение к бюджету, прежде всего чтобы бюджетный дефицит ни в одной из стран не превышал 3% ВВП. Единственное, от чего отказывались национальные власти, это от права печатать деньги, предоставляя его наднациональному ЕЦБ.

И именно на это обстоятельство обращали внимание критики евро уже в 2000-х годах, когда начала действовать евроконструкция. В середине 2000-х годов, когда многие сочли, что проект удался, и курс евро даже рос по отношению к доллару, сотрудники Калифорнийского университета в Беркли Барри Айхенгрин и Рауль Расо-Гарсия написали в британском академическом журнале Economic Policy: "Представим себе, что государственный долг Италии выходит из-под контроля, ставя под сомнение желание и способность итальянского правительства выполнять свои обязательства... В результате все начинают срочно избавляться от итальянских облигаций, это приводит к росту процентных ставок, который усугубляет кризис. Угроза дефолта распространяется на все европейские финансовые рынки... ЕЦБ стоит перед трудным выбором. С одной стороны, он может самоустраниться и дать кризису развиваться. Так он преподаст провинившемуся итальянскому правительству урок, и остальные европейские страны будут проводить более разумную финансовую политику. С другой стороны, он может попытаться предотвратить полномасштабный кризис и банкротство крупнейших банков. Тогда ЕЦБ должен будет предоставить достаточное количество евро страдающим от нехватки денег европейским финансовым рынкам, пусть в результате евро и станет символом высокой инфляции".

Что бы ни выбрал ЕЦБ, отмечают авторы этого мысленного эксперимента, его решение никому не понравится. Если для спасения рынка будут напечатаны деньги, Центробанк обвинят в стимулировании инфляции и поощрении бюджетной безответственности. Если он самоустранится, его обвинят в нежелании выполнять свою главную функцию — обеспечивать стабильность европейской финансовой и платежной системы. В любом случае европейцы задумаются о том, зачем они отдали право принимать такие важные решения анонимным технократам, политически никому не подотчетным. "Когда дело дойдет до европейского финансового кризиса, европейцы неизбежно спросят себя: а может, было бы лучше, если бы за национальную денежную политику отвечали люди, непосредственно подотчетные национальной политической системе? Иными словами, не лучше ли иметь национальные валюты и центробанки, чем евро и ЕЦБ?" — считают Айхенгрин и Расо-Гарсия.

И вот сейчас примерно это и происходит. На прошлой неделе министры финансов Евросоюза окончательно одобрили предоставление Ирландии ?67, 5 млрд помощи из аварийного фонда ?750 млрд, созданного в мае. Надо заметить, что, когда за неделю до этого помощь Ирландии была предварительно одобрена министрами финансов, мировые финансовые рынки это не только не успокоило, но даже напугало. Мол, сначала пришлось спасать Грецию, теперь Ирландию — так скоро дойдет очередь до Испании, Португалии и Италии, которые также испытывают совершенно очевидный бюджетный кризис. Стоимость новых заимствований для этих стран стала быстро расти, ведь инвесторы не уверены, что ЕС сможет их спасти. Тем более что главный спаситель — Германия уже дала понять, что несколько устала: другие страны ведут безответственную бюджетную политику, а ее последствия ликвидируются на немецкие деньги. И Германия решительно выступила против предложений увеличить аварийный фонд. В этом ее поддержали Нидерланды и Австрия.

Тут же выяснилось, что Испания, Португалия и Италия пока держатся в основном потому, что гособлигации этих стран в массовом порядке скупает ЕЦБ, который прямо заявил, что поступает так, чтобы снизить процент по этим облигациям, удешевить обслуживание уже имеющегося у трех стран госдолга и успокоить частных инвесторов.

Между тем, когда министры финансов ЕС принимали решение о спасении Ирландии, они одновременно поставили вопрос о создании некоего нового стабилизационного механизма в дополнение к аварийному фонду. В основном речь пока идет о том, что с 2013 года должна быть отменена нынешняя система, согласно которой члены еврозоны как государственные заемщики даже теоретически не могут обанкротиться и объявить дефолт по долгам. Поэтому частные банки, покупая облигации европейских стран, официально считают риск банкротства нулевым и не создают никаких резервов в качестве страховки от такого риска. До сих пор именно это обстоятельство позволяло правительствам стран еврозоны с помощью выпуска облигаций привлекать средства частных инвесторов в очень больших объемах и с относительно небольшими затратами, мол, если и Германия не может обанкротиться, и Португалия, то какая разница? Сторонники отмены нынешней системы, прежде всего Германия, заявляют, что именно отсутствие возможности дефолта привело к безответственной политике многих государств в финансировании своих расходов за счет долга. Поэтому было бы правильным, если бы за долговые проблемы этих стран расплачивалась не Германия, выделяющая им через аварийный фонд средства на спасение, а частные инвесторы, которые в случае дефолта своих должников потеряли бы деньги. А то получается, что сейчас Германия спасает не только безответственных должников, но и безответственных кредиторов.

Противники идеи отмечают, что отмена запрета на банкротство приведет к тому, что иностранные частные банки будут покупать облигации всех европейских стран только в том случае, если процент по ним будет намного выше процента по облигациям Германии. В итоге у них просто не хватит денег на обслуживание долга (не говоря уж о том, что у них и сейчас не хватает средств на текущие нужды и на финансирование выхода из экономического кризиса), и банкротство станет явью. Кроме того, по мнению критиков, будет несколько странно, если страны, в которых ходит одна и та же валюта и в которых ЕЦБ устанавливает одну и ту же процентную ставку, будут платить заведомо совершенно разные проценты по долгам. На это Германия отвечает, что нужно просто проводить разумную бюджетную политику, и тогда частные инвесторы будут считать испанские или португальские облигации не менее привлекательными, чем немецкие.

Надо заметить, что неделю назад премьер-министр Люксембурга Жан-Клод Юнкер и министр финансов Италии Джулио Тремонти в статье, опубликованной в британской Financial Times, попытались разрешить важное теоретическое противоречие "валюта единая, а облигации разные", предложив выпустить единые для всей еврозоны облигации, на которых было бы написано "e-bonds" и средства от которых пошли бы на финансирование бюджетных дефицитов терпящих бедствие стран. При этом авторы провели аналогию с американскими treasury bills, давно считающимися главным объектом вложения инвесторов всего мира. Впрочем, Германия с ходу отвергла саму идею, даже не согласившись над ней подумать, о чем с возмущением заявил Юнкер по результатам заседания министров финансов ЕС.

В общем, третье десятилетие евро начал в трудной ситуации. Так и не решена проблема единой валюты без единого бюджета и единой политики заимствований. И пока единая валюта держится на плаву в основном благодаря тому, что ЕЦБ печатает евро во все возрастающих объемах. Мировому валютному рынку такая парадоксальная ситуация не очень нравится. И игроки на этом рынке, и обычные граждане вправе задаться вопросом: ну и зачем тогда придумали евро?

Сергей Минаев